— Дашк! Ты че тут делаешь? Дашк! — выскочил на балкон разгоряченный супруг.

— Я? Я стихи пишу, — просто сказала Даша.

— Что? Пойдем. Замерзнешь ведь. Чего ты ушла?

— Подожди! Давай чуть-чуть постоим. Смотри — вон Млечный Путь. Интересно, есть там кто-нибудь живой? Такой, как человек?

— Даш! Не обижайся. Но не умею я сюсюкаться. Ну и Млечный Путь. Ну и что из этого? Какая разница, есть там кто, или нет? Меня больше волнует мое распределение. Твоя тетя Галя, между прочим, еще месяц назад обещала переговорить об этом со своим сыночком — полковником. Ну и где?

— Да ведь целый год впереди!

— Это так кажется, что времени много. А оно пролетит — не заметишь. И что — в Грозный прикажешь ехать? Сына без кормильца хочешь оставить? Да? Может, ты меня не любишь, а? Может, тебе в напряг мои предки? Чего ты сюда ушла, а? Макса мамаше своей заранее оттащила! Что — моя мама не умеет с детьми обращаться?

— Саш! Два месяца ему! Маленький! Зачем он на этой пьянке?

— Все! Не хочу ничего слышать! Хочешь здесь торчать — оставайся! — стекло в балконной двери зазвенело. Александр Свириденко хлопнул ею с силой, от души.

— Господи! Я выдержу! Выдержу! Выдержу! Я сильная! Сильная! Сильная! Все будет хорошо! Хорошо! Хорошо! — сжав кулаки, твердила Даша. — Пожалуйста! Пусть все будет хорошо! — но слезы не удержались в глазах.

Молодая красивая женщина смотрела на звезды и умоляла о счастье. Для себя. Для сына. Для мамы. Для всех людей на земном шаре.

Начинался 1996 год. Малкович думал. Крепко думал.

Проблема № 1 — скрыть доходы фирмы, зарегистрированной в Москве как «Малкович и К». Проблема № 2 — отвязаться от «ореховской» группировки, которая упала ему на хвост с предложением быть «крышей» его фирмы. Проблема № 3 — шантаж бывших двух «друзей» по бизнесу с требованиями «подарить» им квартиры в Москве. Проблема № 4 — Жанна, с которой он встречался на протяжении последнего года в Питере, забеременела.

Болела голова. Нужно было что-то предпринимать. Что?

Малкович снял трубку телефона. Набрал номер. Ответила Жанна. Андрей не стал говорить сразу. Слушал красивый голос любимой женщины. Мягкий, кошачий, с предыханием. Он действительно любил ее.

— Почему вы молчите?.. Алло…

Малкович представил ее коварные розовые пухлые губы, ласково, умело целующие всего его. Представил ее обнаженную, прижимающуюся к нему тонкой белой кожей. Как она обнимает его!.. В тумане… Туман! Он все больше обволакивал Малковича. Он же видел ее в тумане во сне! Чувство страха как молния пронзило Малковича: «Это была не Жанна! Не Жанна! Со скалы упала тогда Мата Хари. Но не Жанна. Нет.» Малкович встряхнулся. Но сердце ныло.

— Алло! Жанна, это я, — получилось устало, тяжело, глухо.

— Я знала, что ты. Просто боялась спросить: вдруг все-таки муж.

— А он не дома?

— Уехал. Вчера. В Ганновер…

— Как ты?

— Хорошо.

— Правда?

— Конечно.

— Что решила? — осторожно произнес Андрей.

— …Андрюш, ты не обижайся только. Я была сегодня у врача…

— …И что?

— Ребенка не будет.

— Не будет? — еще тише отозвался Малкович.

— Ну вот, я знала, что ты расстроишься… Ты где сейчас? В Москве?

— Да… Почему ты это сделала?

— Андрюшечка! Ну перестань! Не трави душу. Зачем я тебе? Замужняя старуха с двумя детьми?

— Ты не старуха.

— Я старше тебя. На десять лет. От этого никуда не денешься.

— Я люблю тебя.

— Андрей! Милый! Прости… Прости меня!..

Она плакала в трубку.

— Не надо. Не плачь. Я к тебе приеду.

— Когда?

— Сейчас.

— Ты купил самолет?

— Не потеряла чувство юмора. Это радует… Я сейчас выезжаю. Давай… Пока?..

— Пока…

Малкович вышел из своего кабинета. Арендуемый им офис на Арбате состоял из двух комнат. В соседней, не смотря на поздний час, еще работали.

— Андрей, ты куда сейчас?

— Я в Питер.

— Когда назад?

— Послезавтра.

— Что делать с «ореховскими»?

— Скажи, никак не можешь со мной связаться. В понедельник приеду, решим.

Счастье Даши Свириденко заключалось только в растущем и уже говорящем сыне. Кроха радовал маму: то новогоднюю елку на себя перевернет, то с испугу начнет впервые говорить вместо ожидаемого «мама» — «баба». Курсант Свириденко успешно закончил училище. И искал возможность наилучшего распределения где-нибудь недалеко от родного Ростова. Отдохнув в отпуске летом, отправился на службу. Через две недели Даша получила письмо.

«Дорогая моя, ненаглядная женушка! Это письмо, возможно, станет последним в моей жизни. Я взял направление в город Грозный. Других вариантов не было. Сын твоей тети Гали так ничего и не сделал. Сказал, что нужно было взятку дать. Но ты не расстраивайся: в случае моей гибели вы с Максом получите денежную компенсацию. А если выживу — тоже заработаю неплохо. Надейся на лучшее. Твой Санек. Люблю. Целую. Прощай».

Появление Александра Свириденко в Грозненской комендатуре аэропорта «Северного» совпало с внезапным наступлением боевиков. В начале августа колонна возвращалась из Ханкалы в аэропорт по Моздокской улице. Свириденко с Гаровым ехали открыто, не прячась, на первом БТР-е. Свиста неожиданной пули слышно не было за шумом машин. Свириденко как раз повернул голову к Гарову, начал что-то кричать. Гаров не расслышал и чуть подался вперед. В это время Свириденко вдруг протянул руку и стянул с последнего косынку цвета хаки. На самом ее краю угла дымилась крохотная дырочка. Гаров смотрел на нее, и чувство гневной силы накрыло его всего как океанской штормовой волной. Свириденко среагировал быстрее, резко встал, выстрелил в воздух. Затем они быстро прыгнули в люк и закрылись. Больше никто не стрелял. Пока не стрелял.

От танковых гусениц в воздух поднимался рыжий песок, который ни с каким больше не спутаешь — пыльный, прожженный, чеченский песок. Прошло минут пять. Вокруг не было ни души. Местные жители, которые часто раньше встречались — грязные оборванные мальчишки, торгующие женщины в темных одеждах — незаметно исчезли. Во всех пяти танках молчали, ожидая нападения противников. Оставался километр до автошколы ДОСААФ, где располагались подразделения федеральных сил. Хотелось поскорее добраться к своим.

Из девятой городской больницы вышел старик-чеченец и стал усиленно махать руками, показывая в сторону наших танков какие-то знаки. Видимо, звал к себе. Гаров успел спросить Свириденко о том, что делать, как раздались выстрелы. Мишенью оказался дед. Раненый в руку, он скрылся за стенами клиники.